i've been thinking too much (help me)
было время. мне не сиделось.. выполнила пару заявок на Hunger Fest
ну, собственно, мой искусный бред можно увидеть ниже..
1.4. Катон | Китнисс. Видеть во сне свою гибель от рук Катона. Постоянно просыпаться в капельках пота.1.4. Катон | Китнисс. Видеть во сне свою гибель от рук Катона. Постоянно просыпаться в капельках пота.
Подскакиваю, чуть не свалившись с дерева. Пот холодными струйками бежит по спине, то ли остужая, то ли издеваясь. Чувствую, как сердце яростно отбивает ритм по рёбрам, норовя вовсе вырваться из груди. Глупое, если бы то, что мне снилось, было правдой, оно бы уже не билось.
Перед глазами проносятся картинки. Смазанные, спутанные, привычные. Мне снится он. Снится уже третий день. Видения реальны и чертовски осязаемы, но я в них играю роль лишь беспомощной жертвы, почти не оказываю сопротивления.
Мускулистые руки сжимаются на моей шее, перекрывая поток кислорода. Вижу его глаза, яростные, животные, дикие, они чудовищным образом сочетаются с сумасшедшим оскалом, перекосившим красивое вроде бы лицо. В ушах стоит отчаянный звон и диковатый смех, слетающий с его губ. Я обычно просыпаюсь на этом моменте, как раз когда от смерти отделяет лишь пара вздохов. Его вздохов, потому что я уже не дышу.
Сны настолько реальны! Мне начинает казаться, что во всём виноват яд ос-убийц, но подтверждений этой теории нет. Люди всегда пытаются объяснить то или иное событие, свалить всю вину на кого-то, не признавая собственных ошибок и недочётов. Но ответ слишком очевиден, чтоб его не заметить. Моей бравады и напускной решимости хватает, чтобы убедить капитолийцев. И это вроде бы хорошо, но себя то убедить намного сложнее. Именно поэтому я не сплю ночами, а задремав днём, подскакиваю вся в поту. Я чертовски его боюсь...
1.13. Цинна, после того, как его избили на глазах у Китнисс, где-то в подземельях Капитолия. "Какой смысл мне вас бояться? Это ведь я разжёг огонь".1.13. Цинна, после того, как его избили на глазах у Китнисс, где-то в подземельях Капитолия. "Какой смысл мне вас бояться? Это ведь я разжёг огонь".
Белая кафельная плитка. Идеальная, чистая, холодная. Отблески тусклого синего света гуляют по растрепанным тёмным волосам, переливаются в ясных, умных глазах, отсвечивают от надраенных цепей, крепко обвивающих руки пленника, ярко обрисовывают кровавые подтёки на его лице. В комнате тихо, слышно лишь сбивчивое, но настойчивое биение сердца молодого ещё парня. Он ощущает, по меньшей мере, дюжину взглядов невидимых наблюдателей, но корчить из себя непонимающего нарцисса нет ни желания, ни смысла. Если из него действительно рассчитывают выудить хоть какую-нибудь информацию, их ждёт неприятный сюрприз.
Цинна обводит спокойным взглядом комнату. Это тюремная камера, даже если на первый взгляд всё выглядит иначе. Тут происходили ужасные вещи: сотни пыток, смертей, лживых признаний, предательств. Люди умирали, истекая кровью, кричали, бились в предсмертных конвульсиях. А кто-то уходил тихо, под перезвон металлических скальпелей, просто потому, что не имел возможности сказать о том, что ему больно. У Капитолия припасено немало способов безнаказанно убивать в своих интересах. И все старания безгласых по очистке помещения идут насмарку, ведь запах крови не перебить никакими средствами. Сноу должен это знать. Тем более что тут всё насквозь пропитано ужасом и смертью.
Взгляд останавливается на зеркале, весящем прямо напротив сидящего на ледяном полу парня. Цинне не надо объяснений чтобы понять, от чего ему чудились изучающие взгляды. Там, за этим безобидным кусочком блестящего стекла, наверняка толпятся люди с бумажками и ручками, готовые записывать чистосердечные признания и данные о повстанцах, миротворцы с какими-нибудь диковинными средствами пыток, пара безгласых, которые сразу же примутся отчищать освободившееся помещение от остатков предыдущего пленника. Возможно, Сноу тоже там. Он бы не захотел пропускать такую великолепную забаву! Ничего, его время ещё придёт...
Тихий скрежет заставляет сердце биться быстрее, но лицо бывшего стилиста остаётся непроницаемым, принимая выражение вежливой заинтересованности, что кажется совершенно неуместным в сложившейся ситуации. В проёме, тёмном прямоугольном пятне на лице идеальной белой комнаты, появляется несколько человек. Сероватые костюмы отливают всё тем же голубым светом. В руках у людей непонятные приборы, серебристые и заострённые, наводящие ужас своим стальным блеском. Людей, похоже, всего трое, но настроены они решительно.
Один из новоприбывших подходит к парню ближе, оставляя своих спутников позади, и по комнату эхом проносится хрипловатый, жёсткий мужской голос:
– У тебя ещё есть шанс на признание, – шипит мужчина, подставляя непонятный прибор к голой шее пленника. – Я бы на твоём месте его не упускал.
Цинна в ответ лишь молча поворачивает голову к человеку и холодно смеривает его взглядом. Вблизи он кажется не таким устрашающим, но это, пожалуй, всего лишь иллюзия.
– Храбрый мальчик, – цедит мужчина, выпрямляя спину. – Храбрый, но такой глупый. Неужели тебе совсем не страшно? – Интересуется он безразличным голосом. Совершенно ясно, ответ его не волнует, но этот разговор должен раскалять страх жертвы.
– Какой смысл мне вас бояться? – Голос немного хриплый, но отчётливый, полный решимости. – Это ведь я разжёг огонь, – Цинна улыбается, неожиданно понимая, что это, возможно, его последняя улыбка.
– Что ж, ты сам выбрал свою судьбу, – всё так же безразлично отвечает человек.
Шею пронзает игла, и сознание вдруг становится непоколебимо ярким. Картинка из блёклого голубовато-белого наброска превращается блестящую, объёмную карикатуру, чёткую и совсем ненастоящую. С губ ещё даже не успевает сорваться вздох удивления, когда волна боли накрывает парня с головой…
ну, собственно, мой искусный бред можно увидеть ниже..
1.4. Катон | Китнисс. Видеть во сне свою гибель от рук Катона. Постоянно просыпаться в капельках пота.1.4. Катон | Китнисс. Видеть во сне свою гибель от рук Катона. Постоянно просыпаться в капельках пота.
Подскакиваю, чуть не свалившись с дерева. Пот холодными струйками бежит по спине, то ли остужая, то ли издеваясь. Чувствую, как сердце яростно отбивает ритм по рёбрам, норовя вовсе вырваться из груди. Глупое, если бы то, что мне снилось, было правдой, оно бы уже не билось.
Перед глазами проносятся картинки. Смазанные, спутанные, привычные. Мне снится он. Снится уже третий день. Видения реальны и чертовски осязаемы, но я в них играю роль лишь беспомощной жертвы, почти не оказываю сопротивления.
Мускулистые руки сжимаются на моей шее, перекрывая поток кислорода. Вижу его глаза, яростные, животные, дикие, они чудовищным образом сочетаются с сумасшедшим оскалом, перекосившим красивое вроде бы лицо. В ушах стоит отчаянный звон и диковатый смех, слетающий с его губ. Я обычно просыпаюсь на этом моменте, как раз когда от смерти отделяет лишь пара вздохов. Его вздохов, потому что я уже не дышу.
Сны настолько реальны! Мне начинает казаться, что во всём виноват яд ос-убийц, но подтверждений этой теории нет. Люди всегда пытаются объяснить то или иное событие, свалить всю вину на кого-то, не признавая собственных ошибок и недочётов. Но ответ слишком очевиден, чтоб его не заметить. Моей бравады и напускной решимости хватает, чтобы убедить капитолийцев. И это вроде бы хорошо, но себя то убедить намного сложнее. Именно поэтому я не сплю ночами, а задремав днём, подскакиваю вся в поту. Я чертовски его боюсь...
1.13. Цинна, после того, как его избили на глазах у Китнисс, где-то в подземельях Капитолия. "Какой смысл мне вас бояться? Это ведь я разжёг огонь".1.13. Цинна, после того, как его избили на глазах у Китнисс, где-то в подземельях Капитолия. "Какой смысл мне вас бояться? Это ведь я разжёг огонь".
Белая кафельная плитка. Идеальная, чистая, холодная. Отблески тусклого синего света гуляют по растрепанным тёмным волосам, переливаются в ясных, умных глазах, отсвечивают от надраенных цепей, крепко обвивающих руки пленника, ярко обрисовывают кровавые подтёки на его лице. В комнате тихо, слышно лишь сбивчивое, но настойчивое биение сердца молодого ещё парня. Он ощущает, по меньшей мере, дюжину взглядов невидимых наблюдателей, но корчить из себя непонимающего нарцисса нет ни желания, ни смысла. Если из него действительно рассчитывают выудить хоть какую-нибудь информацию, их ждёт неприятный сюрприз.
Цинна обводит спокойным взглядом комнату. Это тюремная камера, даже если на первый взгляд всё выглядит иначе. Тут происходили ужасные вещи: сотни пыток, смертей, лживых признаний, предательств. Люди умирали, истекая кровью, кричали, бились в предсмертных конвульсиях. А кто-то уходил тихо, под перезвон металлических скальпелей, просто потому, что не имел возможности сказать о том, что ему больно. У Капитолия припасено немало способов безнаказанно убивать в своих интересах. И все старания безгласых по очистке помещения идут насмарку, ведь запах крови не перебить никакими средствами. Сноу должен это знать. Тем более что тут всё насквозь пропитано ужасом и смертью.
Взгляд останавливается на зеркале, весящем прямо напротив сидящего на ледяном полу парня. Цинне не надо объяснений чтобы понять, от чего ему чудились изучающие взгляды. Там, за этим безобидным кусочком блестящего стекла, наверняка толпятся люди с бумажками и ручками, готовые записывать чистосердечные признания и данные о повстанцах, миротворцы с какими-нибудь диковинными средствами пыток, пара безгласых, которые сразу же примутся отчищать освободившееся помещение от остатков предыдущего пленника. Возможно, Сноу тоже там. Он бы не захотел пропускать такую великолепную забаву! Ничего, его время ещё придёт...
Тихий скрежет заставляет сердце биться быстрее, но лицо бывшего стилиста остаётся непроницаемым, принимая выражение вежливой заинтересованности, что кажется совершенно неуместным в сложившейся ситуации. В проёме, тёмном прямоугольном пятне на лице идеальной белой комнаты, появляется несколько человек. Сероватые костюмы отливают всё тем же голубым светом. В руках у людей непонятные приборы, серебристые и заострённые, наводящие ужас своим стальным блеском. Людей, похоже, всего трое, но настроены они решительно.
Один из новоприбывших подходит к парню ближе, оставляя своих спутников позади, и по комнату эхом проносится хрипловатый, жёсткий мужской голос:
– У тебя ещё есть шанс на признание, – шипит мужчина, подставляя непонятный прибор к голой шее пленника. – Я бы на твоём месте его не упускал.
Цинна в ответ лишь молча поворачивает голову к человеку и холодно смеривает его взглядом. Вблизи он кажется не таким устрашающим, но это, пожалуй, всего лишь иллюзия.
– Храбрый мальчик, – цедит мужчина, выпрямляя спину. – Храбрый, но такой глупый. Неужели тебе совсем не страшно? – Интересуется он безразличным голосом. Совершенно ясно, ответ его не волнует, но этот разговор должен раскалять страх жертвы.
– Какой смысл мне вас бояться? – Голос немного хриплый, но отчётливый, полный решимости. – Это ведь я разжёг огонь, – Цинна улыбается, неожиданно понимая, что это, возможно, его последняя улыбка.
– Что ж, ты сам выбрал свою судьбу, – всё так же безразлично отвечает человек.
Шею пронзает игла, и сознание вдруг становится непоколебимо ярким. Картинка из блёклого голубовато-белого наброска превращается блестящую, объёмную карикатуру, чёткую и совсем ненастоящую. С губ ещё даже не успевает сорваться вздох удивления, когда волна боли накрывает парня с головой…
@темы: Hunger Games, just another lemon tree, unreadable, вафли и вундер-вафли